Как длинна дорога!
Я наказан творением, как Агасфер бессмертием.
Изгнанный из Рая, запертый в эту чертову декартову систему координат, где ни одна из осей не описывает движение духа, я иду, путая города, детей и страны, меняя жен и профессии. Через Одессу и архитектуру, Киев и кукольный театр, сценографию, режиссуру, Грузию, графику, живопись…
С ослиным упрямством я пытаюсь изобразить эту жизнь, смысл которой мне не ведом.
Как амеба никогда не увидит красоты орнамента, так и я никогда не узнаю: действительно ли любовь цвета индиго, а смерть — неаполитанской желтой.
Я хочу узнать тайну, скрывающуюся на границе света и тьмы.
Я видел море в штиль на восходе солнца и белую лошадь в тумане на косогоре у Ферапонтова монастыря.
Я видел пятку Блудного сына.
Я знаю где водится Рыба-Фиш.
Я свидетель, как пала большая звезда-Полынь (по украински — Чернобыль), как грохотала колесница Клио по улицам Тбилиси.
Мне известно счастье детского доверия и радость чистого холста.
Мне известно как сделан этот мир.
Бог создал человека по образу и подобию своему. Так родилось рабство формы. И вся история искусства — побег из этого рабства. Исход длиною в тысячи лет.
Пунктирные линии на чертеже изображают невидимое, но известное.
Я пишу известную тайну, очевидную только мне.

How long is the way!
I’ve been punished by creation as Ahasuerus was punished by immortality.
Expelled from Paradise, locked up in that damned Cartesian coordinate system,
where none of the axes describes the movement of the spirit,
I’m moving on, confusing cities, children and countries, changing wives and occupations. From Odessa and architecture, through Kiev and puppet theatre, set design, theatre direction, Georgia, drawing, painting…
With mulish obstinacy, I’m trying to portray this life, the meaning of which is unknown to me.
As the amoeba will never see the beauty of an ornament,
I’ll never know whether love is really Indian blue and death is Naples yellow.
I want to know a secret, which is hidden at the border between light and darkness.
I saw the sea in the calm at sunrise and a white horse in the fog on the hillside at the Ferapontov Monastery.
I saw the heel of the Prodigal Son.
I know where the Gefilte-Fish lives.
I witnessed the fall of the great Wormwood Star (Chernobyl, in Ukrainian) and the roar of Clio’s chariot on the streets of Tbilisi.
I know the bliss of children’s confidence and the joy of a blank canvas.
I know how this world is done.
God created man in His image and likeness. Hence the slavish dependence on form was born.
And the whole history of art is an escape from this kind of slavery. A thousand-year exodus.
Dashed lines on a draught depict something that is invisible, but known.
I’m depicting a mystery, which is known and is obvious only to me.